Семь дней в хирургии качканарской больницы. Репортаж с больничной койки

Пошлые шутки медсестер, эксперименты и больничные будни

Семь дней в хирургии

— Добрый день, джентльмены, — первым делом сказал я, распахнув двери палаты №16.

В ответ послышалось только глухое мычание. Оказалось, что джентльмены присутствуют в моей палате в единственном числе. Серега — сорокалетний мужчина. Из своих сорока — семнадцать он провел в местах лишения свободы. Верхняя половина тела покрыта причудливыми узорами синими чернилами — церкви, ангелы, кресты и прочая атрибутика каторжника.

Лицо моего соседа по палате было украшено огромным тампоном из бинта и ваты, сквозь которую просачивалась кровь.

— Сергей, — еле ворочая языком, представился он. — От наркоза вот отхожу. А тебя с чем положили?

Анамнез

В хирургическое отделение ЦГБ меня направили после посещения городской стоматологии. Месяц у меня болел зуб, а после того, как его удалили, лицо за сутки превратилось в «морду», опухшую до размеров средней дыни. Обратись я в больницу вовремя, возможно, серьезных последствий можно было бы избежать.

Периостит — воспаление надкостницы. Обычно начинается во внутреннем или наружном ее слое, затем распространяется на остальные слои. Из-за тесной связи между надкостницей (периостом) и костью воспалительный процесс легко переходит с одной ткани на другую

Сосед лежал с точно таким же диагнозом, причем воспаление у него началось на той же стороне лица. После моего прихода Сергей, пошатываясь и ругаясь «в зубы» крепкими словами, отправился курить, оставив меня наедине со спартанским интерьером палаты.

Палата

Три кровати, умывальник, труба у которого постоянно текла, образуя на полу у входа глубокую лужу, два стула, три тумбочки. Белье, наверное, должны менять раз в неделю. Без белья матрасы и подушки похожи на лежбище из военного госпиталя после тяжелого боя — повсюду кровяные разводы и пятна, о происхождении которых не хочется даже думать. Пахнет хлоркой, лекарствами и закоренелым мужским потом, а точнее носками. В палате тепло, но персонал просит часто проветривать.

Врачи

В приемном покое меня принял хирург Андрей Иванов. Хороший мужик, как мне показалось. Сурово осмотрев и ощупав мое лицо, он уверено произнес:

— Какой же тут аллергический отек (изначально в стоматологии мне поставили именно такой диагноз — прим. авт.)? Тут ясный гнойный периостит нижней челюсти. В палату его.

После моего заселения, он еще пару раз заскакивал и осматривал. Изначально он решил не прибегать к операционному вмешательству, решив напичкать меня лошадинной дозой антибиотиков. Однако, как выяснилось позже, операционной было не избежать.

На следующий день дежурил уже другой хирург — Дмитрий Молоканов. Отличный дядька, с тонким чувством юмора и весьма занятой работой.

— Ну как тут у нас? Ага, ясно. До завтра подождем. Может, придется сделать надрез.

Подождать до завтра означало втыкание по восемь уколов в день в мягкую точку. Антибиотики входили так, словно раскаленная кочерга, на несколько минут отключая способность ходить.

Вообще отношение врачей к пациентам нормальное. По крайней мере у тех, кто меня осматривал. Остальных я попросту не видел даже во время их дежурств. Вполне вероятно, что они весь день принимали больных в приемном покое.

Операция

На следующий день хирург Молоканов загадочно произнес:

— Слишком уж большой отек. Пока не пить и не есть.

Через полтора часа пришла сестра и воткнула преднаркоз. Жизнь стала налаживаться. Теплые ощущения буквально захлестнули меня изнутри. Ты добрый, улыбаешься и хочешь со всеми поговорить. В голове все плывет, но ноги трезвые.

Через полчаса позвали в гнойную перевязочную, где проводят такие «несерьезные» операции. Меня положили на стол, стали вводить что-то болючее в вену.

— Потерпи, это ненадолго. Это пока плохо… — как в тумане, произнес усатый анастезиолог с большой синей дыхательной грушей в руках.

— Зато сейчас будет очень хоро… — слова хирурга Молоканова канули в бездну вместе с моим сознанием.

Глухой сип из груди, пересохшие губы, плывущие четыре потолочных светильника (один из которых был без плафона) перед глазами, головокружение и паника. Такие ощущения были после первого в жизни наркоза.

— Ааааа… Поговорите кто-нибудь со мной… Дайте телефон… Наберите жену, маму, брата, кого угодно…. Алло… Наташ… Все. Да. Господи, как страшно… — телефон выпадывает из рук.

Смутно вырисовываются очертания незнакомых лиц. У них так смешно плывут глаза и говорят они почему-то глухо. Прямо как в кино. Сознание вновь покидает мозг.

Тапки, судно и бутылка с водой — первые друзья после операции

Семен или Олег

— Ну что, живой? — улыбаясь, спрашивает меня мужчина среднего возраста. — Давай тебя переложим с каталки на кровать.

— Давай, — я соглашаюсь и тот, не дожидаясь пока я сяду, рывком поднимает меня и кладет на казенную койку с двумя продавленными матрасами.

— Тебя как звать-то? — кое-как спрашиваю, пока незнакомец смачивает мне бинтом губы.

— Можно Семен. Можно Олег. Как хочешь, — улыбается он в ответ. — Пить, наверное, хочешь? И курить. Нельзя. Вырвет тебя. Подожди чуток, сейчас наркоз отпустит и пойдем.

Резкость в глазах вернулась и Семена можно рассмотреть полностью. Правая рука висит на повязке, но не в гипсе. Сверху куртка от спортивного костюма. Светлые короткие волосы, прищуренный взгляд, добрая улыбка. Позже он рассказал, что попал в больницу с переломом ключицы.

— В общем, на мотоцикле я перевернулся. Перелом был со смещением. Мне туда, чтобы кости срослись, вставили спицу и выписали, а она у меня через пару дней наружу вылезла, — рассказывает Семен-Олег. — Самое интересное, что то, что вылезло, откусили и все. Теперь уколы ставят. Никаких операций пока не было. Что будет дальше, как она срастется — не знаю… Пойдем хоть покурим, что ли.

В пропитанной никотином курилке стоит гробовая тишина.

— Сегодня ведь на час назад часы переводим.

— Ну, значит, на час дольше спать будем!

— Да нет… На час дольше в больнице лежать.

Алишан

К вечеру, окончательно отойдя от наркоза, впервые после операции сумел разглядеть себя в маленькое зеркальце (больших в хирургии нет, даже в ванной и туалете). К опухшей щеке и подбородку прибавилась огромная бинтовая прокладка, пропитанная какими-то лекарствами. Глазки узкие, взгляд туманный, рот открывается на толщину мизинца. Но не больно. И уже это приятно.

Алишан — сосед по палате, попавший в хирургию с сотрясением после избиения

Вновь пришел хирург Дмитрий Молоканов, осмотрел, ощупал, сказал, что все хорошо и удалился. В половину второго ночи, когда большинство обитателей хирургии спят, дверь в палату распахнулась. На пороге стояла медсестра и молодой парень.

— Проходи, ложись, — сказала она ему, указывая на единственную свободную койку.

Парень, скинув туфли и наспех заправив пододеяльник, улегся и тут же ошарашенно начал рассказывать свою историю.

— Ну, вообще ужас, — возмущался, под глазом у него явно просматривался сливового цвета фингал. — Вышел из подъезда от девушки. Ко мне подходит один знакомый, я ему денег должен был, но все отдал. Слово за слово. Пока-пока. Только отвернулся — подача в голову. Весь в крови убежал от него в соседний подъезд, потом вот сюда приехал. Говорят, у меня сотрясение.

Будни

Больничные будни — череда уколов, кормежки, встречи с родственниками и друзьями, прогулки по коридору хирургического отделения, просмотр фильмов, игра в нарды, карты и чтение газет.

Кстати, на полу в коридоре отделения положено около 2500 мраморных плиток. Посчитал от нечего делать.

Каждый второй обитатель хирургии ходит с мешком, в который что-то капает из внутренних органов

Процедуры

Четыре раза в день громким криком, как на казнь, дежурная сестра орет на всю больницу: «На уколы!». После этого к ее небольшой процедурной начинают подтягиваться пациенты. Из процедурной выходят все одинаково — держась за попу и кое-как волоча ноги.

Персонал

Остальные сотрудники отделения, исключая врачей, делятся на медсестер и сестер-хозяек.

Медсестер несколько. Дежурят они по суткам. Все одинаковые — холодные по нраву и готовые в любой момент поставить укол. Некоторые, правда, были более человечны — иногда шутили и могли поговорить с пациентами «за жизнь». Имен всех не упомнишь, но по-доброму запомнились Алена и Наталья.

С утра они начинают свой рабочий день с осмотра палат, к которому привыкаешь не сразу.

— Так, ну-ка быстренько убрали всё с подоконников. И что это у вас тут потниками пахнет? — раздавалось каждый день примерно в 6.30 утра.

Затем все шло по плану — помещение проветривалось, выдавались градусники, потом ставились уколы и так далее.

Полы мыли по 2-3 раза в день. С вонючей хлоркой.

Иногда у санитарок выпадает «веселая» смена. Например, ночью привезут какого-нибудь тяжелого больного, возле которого надо сидеть всю ночь и убирать его испражнения. Или бабушка, у которой на прошлой неделе порвался отводной мешок. Его, конечно, тут же меняют, но ароматная «память» витает в воздухе еще добрых полтора часа.

В остальном же сестры ставят уколы, капельницы, меняют судна и шутят.

Положили как-то в отделение одного дядю после операции. Он еще от наркоза не отошел, а сестра уже тут как тут.

Дядя: — Где я?

Сестра: — Где-где… Дома у меня.

Дядя: — Как так!?

Сестра: — А вот так! Пришел, залез на меня. Теперь жениться придется.

Дядя: — ?!

Сестра: — Да ты не переживай, баба я видная. Все у нас хорошо будет.

Или, когда в палате потекла раковина:

— Ну, кто у нас сегодня написал под дверь? Не признаетесь? Тогда всем после обеда писюны в узел позавязываю! — смеется сестра.

Пошло? И пусть. Зато настроение больным поднимает.

Санитарная обработка — три раза в день

Питание

Никакое. Особенно тяжело тем, кто лежит после операций на лице, желудочно-кишечном тракте и прочих внутренних органах. На завтрак — манная каша и чай, на обед и ужин почти то же самое. Разнообразие просто чумовое. Но диета есть диета.

Тем, кто лежит с сотрясением, легче — в их меню присутствует и мясо, и другая жевательная пища.

Еще нам давали вкусный компот из сухофруктов.

Развлечения

Просмотр фильмов на DVD-проигрывателях. Смотреть можно много и всегда. За неделю мне удалось посмотреть порядка 30 фильмов, прочитать две книги, один журнал и выспаться на год вперед.

Атмосферу разбавляли постоянно приходящие родственники и друзья, которые систематически тащили всякую снедь, напитки и прочие, на их взгляд, необходимые продукты и вещи.

Вообще, в больнице, глядя на тех людей, к которым совсем никто не приходит, понимаешь, как здорово, что тебя любят, заботятся и переживают за твое состояние. Показалось даже, что только в больнице можно понять, насколько ты действительно важен близким.

Можно даже составить шкалу: пришли два раза в день, значит очень любят, один раз — любят, раз в два дня — переживают, раз в неделю — вспоминают изредка.

Питание в больнице на любителя. Каждому согласно диете

Чудаки

Это больные, которые, не дождавшись выписки, сбегают домой. Один отпросился сходить на третий день после операции в центр занятости, и со словами «а что я тут на праздниках киснуть буду?» ушел навсегда. Другой демонстративно, днем, плюнул на все, сел в машину и уехал, несмотря на перенесенную серьезную операцию в брюшной полости.

Врачи о таких говорят, что они потом возвращаются, но лечение проходит тяжелее и, как правило, с осложнениями.

Советы

Попадете в хирургию — обязательно возьмите с собой зеркало, запас туалетной бумаги, запасное белье и полотенца. В отделении есть вполне приемлимые ванна и душ.

Эксперимент

Однажды ночью я провел небольшой эксперимент — два раза заорал умирающим голосом. Никто не пришел. В палате нет сигнализаторов сестре, нет тревожных кнопок. Умирать будешь, крикнуть не сможешь — если спасут, то только чудом, потому что храпящие соседи все равно ничего не услышат. Очень страшно, если что-то произойдет.

Что еще не порадовало? Некоторых врачей в глаза не видел, хотя они были дежурными по отделению.

Система вентиляции работает «на сквозняк» — открыл окно, приоткрыл дверь, через час простыл и выписался с ОРВИ. Так произошло со мной. В остальном все строго, но справедливо.

Место сплетен и переговоров — курилка

Денис

Денис — сын одного из пациентов хирургического отделения.

— Знаете, я долго лежал в больнице Екатеринбурга. Мне есть с чем сравнить. Простите, но тут никому ничего не нужно. Меня серьезно избили и очнулся я уже в областной больнице. На мне было проводов и трубок понавешано, как в кино показывают. Знаете, еще есть такие датчики, которые на палец одевают, чтобы следить за состоянием больного? Так вот. Я его однажды скинул нечаянно — через две секунды в палате была бригада сестер и реанимации. Там, находясь в любом положении, ты можешь позвать на помощь. И можешь быть уверен, что эту помощь тебе окажут. Тут, в Качканаре, думаю, такого никогда не будет. Почему? Потому что никому ничего не надо. Если бы наказали один раз хорошенько, то, возможно, все бы изменилось.

Как таковой бесплатной медицины у нас действительно нет. Мы так или иначе платим в фонд обязательного медицинского страхования от своей зарплаты. Платим «про запас» или «за того дядю», который попал в больницу.

В нашей стране обязательное медицинское страхование предполагает оказание помощи больному, но не учитывает его моральное состояние в оздоровительном учреждении.

Если честно, мне в хирургии понравилось, но не настолько, чтобы полежать там еще раз. Берегите себя и будьте здоровы.

Дмитрий Травкин

Смотрите также:
— Чем болеет Качканар или Где опасно работать
— Взгляд на качканарский роддом изнутри